На протяжении четырех поколений предки опального канцлера хранили под лепестком средство для быстрой смерти – на случай плена или тяжкого неисцелимого ранения. Когда-то Селти и сам носил на пальце быструю смерть… как же он был тогда наивен! Умирать, вот еще! Пускай другие умирают – а он, Селти, будет жить. Он еще всех переживет. К чему хранить в перстне старый, еще прадедовский яд, пусть даже он и не утратил прежней силы? Не лучше ли сменить его на иное зелье? Сменить быструю смерть на отсроченную? Ведь если твой враг, распив с тобой по чарочке вина, вдруг валится наземь в диких корчах и дрыгает ногами, испуская дух на глазах у потрясенных свидетелей – а ну-ка, угадайте, кого заподозрят в первую очередь? Нет, враг должен отойти в мир иной тихо, во мраке собственной опочивальни, не успев даже проснуться, чтобы осознать собственную смерть. И вот эта желанная смерть уже близится – а Селти все еще не получил никаких вестей от своих наймитов… и кольца подходящего тоже покуда не нашел. Но кто же мог знать, что лепесток оправы окажется таким хрупким и переломится, выдавая своего владельца с головой? Никто, никто не служит верно – даже вещи, и те ухитряются предать!
И треклятые наемники куда-то запропастились, словно их с головой засыпало!
В дверь робко постучали. Селти нахмурился. Кто посмел беспокоить его в такой час?
– Да! – рявкнул он, рванув перстень прочь с пальца. Перстень застрял, и Селти издал новый яростный рык.
Дверь приоткрылась, и в ее проем бочком протиснулся заспанный дворецкий.
– Десятник личной стражи вашей милости к вашей милости, – проблеял перепуганный старикан.
Ну наконец-то!
– Зови, – коротко бросил Селти, все еще возясь с непокорным перстнем. Бесполезно – кольцо сидело как влитое. Оно словно вмерло в палец и не желало покидать захваченную им врасплох руку ни под каким видом.
Когда долгожданный вестник вошел, тяжко ступая по сияющим полам столичных апартаментов его милости бывшего господина канцлера, Селти опустил руку, с трудом отогнав неуместное желание запрятать ее за спину, будто ночной гонец застал его за чем-то непотребным.
– Докладывай, – приказал Селти в ответ на поклон гонца, не утруждая себя приветствием.
– Как будет угодно вашей милости, – вновь поклонился прибывший.
Этот человек хотя и звался десятником личной стражи, однако занимал при опальном канцлере совсем другую должность. Самые тайные и самые грязные поручения Селти выпадали именно на его долю. Самую опасную миссию бывший канцлер мог доверить только ему. Этот человек понимал его волю с полуслова, слушался велений господина с полувзгляда – и награды получал настолько щедрые, что прочие слуги господина канцлера могли о подобных разве что мечтать. По правде говоря, Селти платил бы ему и больше, когда бы не странное неприятное чувство сродни неловкости, которое охватывало бывшего канцлера всякий раз в обществе этого человека. Он не знал, не хотел знать, что чувство это именуется стыдом – тем тайным стыдом, который всякая посредственность испытывает хотя бы смутно при виде человека более незаурядного… особенно если упомянутая посредственность им повелевает.
– Засада погибла, – кратко сообщил тайный порученец господина канцлера.
– Перебита? – ледяной ужас стиснул горло Селти.
Ночной гость покачал головой.
– Нет, ваша милость. Просто погибла. На Хохочущий перевал внезапно сошла лавина. Погибли все до единого.
Ужас отступил, сменившись облегчением настолько страстным, что Селти едва не возвел глаза к потолку. Лавина? Неужели… неужели все так просто? Неужели после стольких лет ожидания удача наконец-то решила принять его сторону? Всего-навсего лавина… и он в стороне, его ни в чем нельзя заподозрить, ни в чем упрекнуть…
Да, но если толща снега окажется недостаточно надежным покровом… а ведь окажется наверняка – ни разу такого не было, чтобы снег и лед, рухнувшие на перевал, не растаяли… и если среди тел наемников господина Селти найдут еще одно тело… особенно если со следами прижизненных ран… кто сказал, что снег все укроет?
– Но они успели выполнить свое задание? – спросил Селти, молясь в душе об том, чтобы ответ оказался отрицательным. Вот сейчас… сейчас его верный порученец снова покачает головой и произнесет долгожданное «нет»…
– Да, – ответил тот. – По всей видимости, да.
– Что значит – по всей видимости? – нахмурился Селти. Больше всего на свете после ожидания он ненавидел неопределенность. «По всей видимости», «возможно», «весьма даже может быть», «очевидно», «предположительно»… будь они прокляты, эти слова-палачи!
– То, что тела я не нашел, – с обычной своей рассудительностью заявил порученец. – На месте схода я нашел тела наших людей… и еще вот это. – Он неспешно выложил на стол нож в чуть потертых ножнах из чего-то, напоминающего шагрень. – Оружие наших людей я знаю. Эта вещь не принадлежит никому из них и навряд ли могла оказаться на месте их гибели случайно.
Ничего особенного – нож как нож. Но Селти уставился на этот нехитрый предмет, словно на ядовитую змею, которая вот-вот бросится на него… вот прямо сейчас и бросится. Едва только момент подходящий выберет – и тогда уже ничто его не спасет.
– Но эта вещь не принадлежит и ему, – тихо, как если бы он не верил собственным глазам, произнес Селти.
– Ваша милость? – переспросил порученец. Можно подумать, ему не ясно, что это означает. Вранье, низкое вранье – все он понял… просто время старается выиграть!
– На кого напали эти болваны?! – едва не взвыл Селти.