Скоро поймешь, мрачно подумал Лерметт. Мысль эта была холодной и неподъемно тяжелой, как ледовые глыбы поперек дороги.
– Что ж, – вздохнул принц, – веди нас по следу. Все едино он пролег туда, куда мы и без того торопимся. А там, глядишь, что и прояснится.
Снедаемый беспокойством Эннеари повиновался без единого возражения, и Лерметту стало еще тяжелее на душе – а он-то наивно полагал, что хуже вроде бы уже и некуда. Как бы не так. Есть куда – а еще хуже, намного хуже станет, когда они с Арьеном доберутся до пожарища… потому что беда, которая их там поджидает…
Пусть я буду неправ, безмолвно взмолился Лерметт. Пожалуйста, ну пожалуйста… пусть я окажусь неправ…
Однако, несмотря на страстные мольбы, Лерметт не ошибся: след вывел путников прямиком к догорающему хутору. Лерметт этого и ожидал. А вот чего он не ожидал нипочем – так это того, что зрелище чужой беды окажется не только страшным, но и донельзя странным. Кто бы ни учинил этот невероятный разгром, но этот кто-то пребывал явно не в своем уме. Правда, принадлежность громил к числу существ вменяемых и сама по себе всяко сомнительна, но… нет, ничего подобного принц отродясь не видывал и даже вообразить не сумел бы.
Дом выглядел так, словно на него наступил гигантский дракон: половина хибары торчит на прежнем месте, зияя обрывками внутренностей, являющих солнцу нехитрый скарб ее обитателей – а вторая половина раздавлена в ощепье. Причем мимохожий дракон не поленился все эти обломки трудолюбиво сгрести в громадную кучу – и только после пыхнул на них огнем. Во всяком случае, дотлевающие головни выглядели именно так. По ним еще перебегали, змеясь, золотые дорожки пламени всякий раз, когда ветерок шевелил угли – однако пожравший их огонь уже умирал. Несомненно, поджигатель взялся за обломки дома гораздо раньше, чем за хлев или сарай: те еще только догорали. Куда подевалась вся скотина и домашняя птица, Лерметт не мог догадаться при всем желании. О, в том, что ни хлев, ни сарай не пустовали, сомневаться опять-таки не приходилось: куриный помет во дворе был вполне еще свежим и многочисленным, да и навозная куча не из воздуха же взялась. Однако ни скот, ни куры не оставили, разбегаясь, ни малейших следов… но и заживо не сгорели: догорающие останки дверей хлева и сарая были распахнуты настежь, и от пожарища не тянуло жуткой вонью горелой плоти. Оставалось предположить, что и птица, и скотина неведомым образом просто-напросто испарились.
Впрочем, Лерметту было не до размышлений о таинственной судьбе, пристигшей домашнюю живность. Он подумал об их участи мимолетно, почти незаметно для самого себя – а потом забыл и вовсе. Потому что заботила его участь совершенно другого создания.
Возле нетронутой половины дома полусидела, привалясь к стене, облаченная в лохмотья старуха. Избита она была настолько, что при первом же взгляде на нее Лерметта замутило. Ему и в голову прийти не могло, что кто-то в состоянии поднять руку на старого человека, тем более – на старую женщину, даже если… нет, все равно в уме не укладывается.
Глаза у старухи были закрыты, но она все же дышала – пусть прерывисто, пусть хрипло и слабо, но дышала. Эннеари и Лерметт опустились на колени возле старухи одновременно, словно по команде – принц слева, эльф справа. Лерметт не стал отстегивать флягу от пояса – рванул ее так, что кожаные ремешки лопнули, выдернул пробку и приложил флягу к губам старухи.
– Голову держи, – отрывисто велел он эльфу.
Блестящая струя воды змейкой скользнула в полуоткрытый рот, еще и еще раз. Эннеари, едва заметно хмурясь, положил на виски женщины свои большие пальцы и слегка нажал.
Старуха дернулась, захрипела и открыла глаза. Взгляд ее мазнул небосвод, почти бессмысленно прошелся вдоль кромки дальнего леса и остановился на эльфе.
– Надо же, – тихо, без злости, но с неожиданной жалостью, удивившей принца, произнесла старуха. – Такие красивые мальчики – и такие звери.
Принц понял не сразу, хоть и ожидал услышать именно это – а вот лицо Эннеари мигом закаменело, сделалось мертвым, словно бы мраморным.
– Красивые, говоришь, мальчики? – У него и голос сделался мраморным – тяжелым, холодным и мертвым. – Какие? Как они выглядели?
– Как ты, – сипло ответила старуха.
– Сам знаю, что не как он, – нетерпеливо настаивал эльф. – Лица, лица какие?
Лерметт даже в этих жутких обстоятельствах не мог не удивиться, пусть и мимолетно. Сам он себя красивым не считал никогда… но слова Эннеари подразумевали… свихнулся он, что ли, с перепугу? И то сказать, в эльфийских краях, небось, такого и захочешь – не увидишь.
– Как у тебя, – прошелестела старуха.
– А-а, проклятье, – безнадежно выдохнул эльф. – Зря, все зря… ну да, для того, кто раньше с эльфами не водился, все мы на одно лицо… почти.
– О чем ты? – прошептал принц. Арьен не то что не ответил на его вопрос – не услышал даже.
– Ладно, с этой стороны не подобраться… зайдем с другой. Сколько их было? – Он очень осторожно приподнял голову старухи, пристально глядя ей в глаза. – Сколько?
– Четверо. – Старуха утомленно примкнула веки.
– Сколько?!
– Четверо, – повторила старуха, не открывая глаз. Арьен с прежней осторожностью опустил ее голову и провел ладонью над ее лицом. Веки старухи сомкнулись еще плотнее, дыхание выровнялось, словно по волшебству… впрочем, почему – словно? Так вот как они выглядят, эльфьи чары исцеления. Старая женщина спала спокойным целебным сном без сновидений – уж в этом-то принц был готов поклясться.
Эннеари встал с колен и медленно утер рукой лоб. Движение вполне обычное, вот только принцу показалось… нет, не показалось! Тонкие пальцы эльфа дрожали.