– Отдыхай, – ухмыльнулся Эннеари во весь рот, верно истолковав растерянный взгляд Лерметта. – Тебе сегодня и без того хлопот хватило. Отдыхай. Красивые мальчики сами управятся. – И, стерев с лица улыбку, обернулся к эльфам и произнес резко и повелительно. – Аркье! Лэн хеалл-и-лэн-ни!
Аркье чуть приметно вздрогнул и метнулся к телеге. Ну еще бы. Когда поторапливаться велят в таком тоне, поневоле стрелой полетишь.
– А вы чего ждете? – поинтересовался Арьен, кротко глядя в никуда и покручивая в пальцах длинную узкую былинку.
Лерметт от усилия сдержать смех едва не поперхнулся. Вот, значит, почему беглая троица с таким испугом отвергла его помощь. Красивые мальчики сами справятся. Вот, значит, откуда ветер дует. Впрочем, он весь день дул именно отсюда. Лерметту привычно было идти или ехать бок о бок с Эннеари, коротая время в неспешной беседе – они и сегодня провели день в дружеском разговоре. А вот найденыши с кровавой поляны – дело другое. С той минуты, как Эннеари, завидев их, робко ожидающих возле Пузатого Пьянчуги, коротким кивком приказал бедолагам пристроиться позади телеги и следовать за нею, он и словом со своими соплеменниками не перемолвился – ни по-эльфийски, ни на одном из человеческих языков. Будто кроме него с Лерметтом, тут и нет никого. А если вдуматься, то никогда и не было. Даже сейчас, во время обустройства привала, он если и отступил от прежней своей манеры, то ненамного. Усталый Лерметт не сразу и заметил – а между тем Эннеари с ослушными эльфами был холоден, сух, в разговоре краток и предельно сдержан… хотя сдержанный Арьен – зрелище само по себе навряд ли вообразимое. До сих пор Лерметт его во всяких видах повидал – но только не в этом. В глубине души Лерметт предполагал, что Арьену и слово-то такое незнакомо – сдержанность. Особенно подобного пошиба. Всегда открыто сердечный или открыто язвительный, Эннеари сейчас выказывал себя с какой-то неожиданной стороны. Он вел себя в высшей степени странно – а главное, странность эта неуловимо напоминала Лерметту нечто очень и очень знакомое, привычное… даже, можно сказать, повседневное. Сухая вежливость, не дозволяющая жертве этой самой вежливости приблизиться достаточно, чтобы можно было хотя бы рот раскрыть в попытке оправдаться… весь вечер Лерметт голову ломал, пытаясь догадаться, что же подобная манера ему напоминает. И лишь теперь, услышав негромкое и властное «лэн хеалл-и-лэн-ни», сообразил, на кого похож Эннеари в этом загадочном настроении – да на него самого! В этой сдержанности нет ни малейшего призвука злости, ни даже неодобрения – но тем яснее она без лишних слов говорит: «Их высочество гневаться изволит». Так себя держат не с провинившимися друзьями, а с опальными подданными. Король не вправе давать волю своему гневу – но тем тяжелее этот гнев ложится на плечи его виновников. Лерметту было показалось, что Арьен обходится с беглой троицей отчужденно и надменно… э, нет, никакая это не надменность. Царственное неодобрение – вот что это такое.
Окончательно Лерметт утвердился в своей мысли, когда Эннеари оборвал нечаянную оговорку Лэккеана, у которого в спешке обустройства лагеря неумышленно сорвалось было с уст привычное «Арьен». Эннеари поправил его спокойно, учтиво и безгневно – однако так, что Лэккеан покраснел до кончиков своих эльфийских ушей. А ведь и верно – сегодня Эннеари никому не дозволял называть себя так, кроме принца.
– А-арьен, – окликнул его Лерметт сзади, изо всех сил стараясь сделать свое людское произношение как можно более эльфийским – и ему это удалось. Лицом своим владеть – наука нехитрая – а ты со спиной совладай, попробуй. Тогда и говори, что наловчился чувства свои скрывать. Спина Арьена так и задеревенела.
Эннеари, бледный от усилий подавить гнев – и кто из ослушников позволил себе этакую дерзость! – обернулся на оклик. Завидев, кто его позвал, эльф повел плечами, словно сбрасывая что-то, и ухмыльнулся принцу в ответ.
– Арьен, – повторил Лерметт вполголоса. – Хватит тебе гонять этих налеа. Они и так уже намучились. Довольно.
– А кто, по-твоему, скажи на милость, должен их гонять? – возразил Эннеари, опускаясь наземь возле костра. – Вперед наука. – Носком сапога он отправил выпавшую из костра пылающую ветку обратно в огонь. – И потом, уж лучше это буду я, чем мой отец.
– А почему твой? – полюбопытствовал Лерметт – скорей уж для порядка, нежели из интереса: в ответе он был совершенно уверен. После того представления, которое закатил Арьен – совершенно. – Разве они сиротки?
Трое предполагаемых сироток не посмели даже ахнуть.
Эннеари искоса взглянул на принца. Тот даже и не пытался напустить на себя серьезный вид.
– А еще меня ехидством попрекаешь, – усмехнулся Эннеари. – Нет, они не сиротки. Но мой отец, как ты уже догадался – наш король. А в его отсутствие я – его рука и его голос. И уж лучше я этих оболтусов умою кипятком и высушу с ветерком, нежели это сделает он. Уверяю тебя, так им меньше достанется.
– Значит, ты у нас тоже, оказывается, «его высочество», – невинно молвил Лерметт. – Собрат царственный. Ну, и как тебе нравится быть принцем?
Эннеари вместо ответа плюнул с таким чувством и скроил такую гримасу, что Лерметт расхохотался в голос. Арьен помедлил разве что долю мгновения – а потом опальные юнцы только ежились, слушая, как хохот их принца вторит человеческому.
– Ладно, олухи, – отсмеявшись, сказал Эннеари. – Брысь за водой – и чтоб, пока еда не будет готова, мне на глаза не попадаться.
Осознав, что гроза прошла стороной, и королевская опала сменилась придирками старшего друга, трое эльфийских недорослей мигом подхватились бежать за водой, стряпать ужин и не попадаться на глаза, пока еда не поспеет – авось до тех пор Арьен… нет, Эннеари… нет, все-таки уже Арьен… одним словом, может, он к тому времени как раз сердцем и отойдет. Особенно если с приятелем своим неспешно так потолкует. И как только этому человеку удалось Арьена урезонить? Нет, что ни говори, а в магии люди куда как побольше эльфов смыслят. Никому из них троих подобного чуда в жизни не сотворить.