Нет, в этом поединке Эннеари был непоправимо, безнадежно безоружным – еще и потому, что он был и целью схватки, и полем боя. И Лерметт, отказавшись от сражения, оказал ему единственно оставшееся, хоть и беспощадное милосердие.
Вот только тяжесть от этого милосердия на душе совершенно неподъемная.
Эннеари не знал, долго ли он просидел на камне, глядя пустыми безразличными глазами в пустое безразличное небо. Рядом по-прежнему совещались вполголоса целители. Взгляд Эннеари бесцельно выхватывал то одно лицо, то другое – пока не натолкнулся на встречный взгляд, проницательный и ясный.
Илери! Конечно, в такой беде без нее не обойтись. Эннеари всегда гордился младшей сестрой – одной из лучших, несмотря на юные годы, целительниц Долины. Когда бы не потрясение, Эннеари сообразил, что уж кого-кого, а Илери кликнут на помощь в первую очередь. А сообразив, нашел бы в себе силы скрыться с ее глаз подальше. Старшего брата Илери знает насквозь – потому что любит… а вот видеть его оцепеневшим от ярости и стыда не любит. И пребывать в оцепенении не дозволит. Неважно, каким способом, но не дозволит, и все тут. Будет ли она браниться или сострадать… и еще неизвестно, что окажется для Эннеари более мучительно…
Торопливо махнув рукой остальным целителям – дескать, обождите меня – Илери подошла к брату почти вплотную. Эннеари устало посмотрел ей в глаза.
– Ты уже решил, что тебе теперь делать? – напрямик спросила Илери. И от этого простого вопроса давящая тяжесть исчезла, словно ее и не было никогда.
Все-таки Илери была одной из лучших целительниц. И самой лучшей на свете сестрой! Вовсе она не собиралась ни бранить Эннеари, ни жалеть. Она просто-напросто напомнила ему, что свершившееся хотя и невозвратимо – зато поправимо.
– Да, – твердо ответил Эннеари.
Стыд отхлынул, ярость улеглась совершенно – не потому, чтобы повод для нее исчез. Просто Илери права – а значит, времени у него нет яриться. Умница сестренка. Когда Эннеари все уладит, непременно надо будет их с Лерметтом познакомить. Быть того не может, чтобы эти двое не пришлись друг другу по душе. А уж тогда Илери наверняка поможет объяснить отцу – так объяснить, чтобы он понял, а не просто согласился. Илери замечательно умеет всем все объяснять. Или делать так, чтобы ее собеседник сам все себе объяснил. Вот как сейчас. Много ли она Эннеари сказала? Один-единственный вопрос задала, и только.
– Спасибо, – тихо добавил Эннеари.
Сестра окинула его испытующим взглядом.
– Вот теперь верю, – кивнула она, повернулась и ушла обратно к телеге, машинально накручивая на палец прядь волос – непреложный знак того, что поверила брату все-таки не до конца, но решила не обижать его лишним присмотром. И напрасно: Эннеари ей не солгал – да он и вообще практически не умел лгать. Он и в самом деле уже решил, что станет делать.
Решение снизошло на него мгновенно. Именно поэтому Эннеари и не сомневался в том, что оно верное. Он решил, что последует за Лерметтом – хоть бы и без дозволения отца. Но это во-вторых. А во-первых, он сначала отыщет Лоайре. Ведь если Лерметт прав – а в словах друга Эннеари и не сомневался – то Лоайре уже полтора года провел в плену. А еще он больше двух недель ничего не пил и не ел – разве что вывертень оставил пленнику съестной припас: ведь смерть Лоайре никак уж не была магу на руку. Что ж… может, и оставил. Но даже и в этом случае заставлять Лоайре ждать избавления хоть один лишний день, хоть один час – мерзость неискупимая, и Эннеари ее на душу не примет. И того уже времени довольно, что он потерял, рассевшись на камне – ни дать ни взять, ящерка погреться на солнышке пристроилась. Сперва растерялся, потом раздумался… нет уж, хватит. Лоайре надо найти, и как можно скорее, а уже потом отправляться вдогонку за принцем. Никуда Лерметт не денется на своей Мышке. Черный Ветер эту невзрачную лошаденку шутя догонит. Конечно, выносливости у нее не отнять, что правда, то правда, но и только. Черный Ветер ее полудневный путь за три часа перекроет с избытком. Может, и того скорее. Да и дорога конная через левую седловину одна, свернуть с нее некуда.
Одним словом, незачем торопиться седлать коня. Сейчас черед Лоайре, а не Лерметта. Ему покуда помощь нужнее.
Эннеари поднялся с камня, заложил руки за спину и побрел через луг, в раздумье уставясь себе под ноги. Он шел, не оглядываясь, и потому не видел, что отец шагнул было вслед за ним и едва не попытался окликнуть, но все же смолчал и опустил голову, словно бы непроизнесенный оклик все же сорвался с его уст, а сын и не подумал ответить.
Где искать Лоайре, Эннеари знал очень даже хорошо. Где же, как не у него дома! Беда в том, что знание это не давало Эннеари ровным счетом ничего… ну, или почти ничего.
Лоайре недаром носил прозвание Веселый Отшельник. Он действительно любил повеселиться в хорошей компании, и ни одна авантюра без него не обходилась: где куролесят, там и Лоайре. Но одиночество Отшельник любил с неменьшей силой страсти и предавался ему ничуть не реже, чем разудалым выходкам, причем не где-нибудь, а у себя дома. Любитель почудесить, он и дом соорудил себе под стать. Более невозможного строения свет не видывал. Уж на что гномов ничем не удивишь, а Илмерран, когда еще обитал в Долине, в бытность свою наставником Эннеари и других юных эльфов, при виде дома Лоайре только крякал. Ох, как же Эннеари не хватает сейчас старого гнома! Если кто и понимал, как устроен дом Лоайре, так только он… разумеется, при условии, что это устройство и вообще способен понять хоть кто-нибудь помимо его создателя. Впрочем, гномы и не такое могут понять. Тем более что именно у Илмеррана Лоайре и увидел впервые шкатулку с секретом. Гномы обожают подобные забавы. Вытесать из камня хитромудрые детали, приладить их друг к другу так, чтобы и следа видно не было, замочек ложный навесить – поди, открой, если времени не жаль. У Илмеррана было восемь таких ларчиков-головоломок – одна красивее другой, и все открываются по-разному. Поначалу они стояли без дела, но со временем Лоайре повадился таскать у гнома свитки с заклятиями для стрел. Илмерран искренне полагал, что для оружейника Лоайре еще молод, а потому упрятал свитки по шкатулкам, о чем и сообщил нахальному ученику с подобающей случаю назидательностью. Дескать, не старайся, дружок, не созревши да с ветки упасть. Погоди, пока до подобных познаний дорастешь, а тогда уж за них и хватайся. А до той поры свитки полежат в полной безопасности. Нечего малолеткам, еще первую сотню годов не отсчитавшим, за взрослые чары приниматься.