Таэ эккейр! - Страница 79

Эннеари никогда не забудет, как ослепительно улыбнулся Лоайре, услышав это чадолюбивое заявление. Какое там забыть – даже и сейчас при одном воспоминании на его губы так и просится ответная улыбка. Невозможно даже воспоминанию о той минуте не улыбнуться – а тогда Илмерран, и тот не устоял. Так разулыбался в ответ, что борода веером пошла, и только после спохватился и строгость на себя напустил. А Лоайре взял со стола одну из шкатулок и попросил подарить ему то, что лежит внутри, если он сумеет ее открыть. Эльфы – не гномы, у них подобные диковины не в чести… немудрено, что Илмерран согласился. Он был уверен, что нахальный юнец нипочем не откроет ларчика. Вот только упрямее Лоайре в Долине отродясь никого не бывало. Шкатулку он открыл меньше, чем за полчаса.

Илмерран битых три дня клял свое совершенно негномское легкомыслие, ворчал, бухтел и вообще ходил чернее тучи, но слово сдержал. Он подарил Лоайре не только свиток, но и шкатулку – как, впрочем, и остальные семь. Мудреные ларчики переходили во владение Лоайре по мере того, как он открывал их один за другим. Иные отпирались почти сразу, над другими приходилось поломать голову денек-другой. В этом причудливом состязании между учеником и учителем победа осталась за учеником, но Илмерран так не считал: Лоайре проникся прелестью подобных головоломок до глубины души – а значит, кое-что гном все-таки выиграл.

Шкатулками Лоайре был очарован безраздельно. Друзья подтрунивали над ним за это увлечение, но он даже не давал себе труда отшучиваться. А потом шутки и вовсе стихли – потому что и дом свой Веселый Отшельник выстроил на манер гномьих ларчиков.

Этот совершенно непредсказуемый дом представлял собой дикую смесь шкатулки с секретом, лабиринта и картинки-перевертыша из тех, на которых вроде бы нарисовано что-то одно – а если приглядеться как следует, то совсем даже другое. Одних бы ложных дверей и мнимых стен с лихвой достало, чтобы несведущий гость лишился рассудка, пытаясь войти в дом или выбраться из него без помощи хлебосольного хозяина. Мало того, этот взбесившийся ларчик постоянно менялся. Едва только Лоайре наскучивал прежним его видом, как вчерашняя стена отправлялась на место потолка, пол заменял двери… откровенно говоря, Эннеари не раз казалось, что Лоайре для того и пускается во всевозможные эскапады, чтобы сбежать из собственного дома, поскольку просто-напросто разобрать его по досточкам дурацкая гордость мешает, а постоянно жить в этом доме и не рехнуться даже гному не под силу. Может, и так. Во всяком разе, Илмерран заявил, что если Лоайре вздумает поехать в Арамейльский Университет, где всем заправляют гномы, он добьется, чтобы молодому эльфу зачли это строение вместо вступительного экзамена. Лоайре бы и поехал – всем ведь известно, что даже среди прочих гномьих университетов Арамейльскому нет равных и поступить туда нелегко. Вот только по присущей ему причудливости нрава Лоайре все никак не мог решить, какое же ему избрать отделение… а потом Илмерран уехал куда-то… а уж совсем потом Лоайре вроде как и раздумал уезжать… то есть ничего он не раздумал, а просто попался в плен вывертню. И вывертня он, между прочим, сам в дом впустил, а то и привел, приняв за кого-то другого. Да, именно так все и было. Иначе бы вывертню в этот дом нипочем не войти, будь он хоть трижды, хоть четырежды магом. А вот Эннеари впустить в дом некому. Он сам должен найти вход. И что еще хуже, сам должен найти в нем его хозяина.

Кровь почти уже не сочилась из растресканных губ. Только одна маленькая вязкая капелька выступила из ранки, и Лоайре, с трудом приоткрыв рот, слизнул ее сухим кончиком распухшего языка. Запах воды, восхитительный и дразнящий, словно смех, сводил с ума. Лоайре чувствовал, что у него больше нет сил терпеть – душевных сил. К счастью, телесных сил, потребных для того, чтобы доползти хотя бы до кувшина с водой, у него тоже не было. Иначе бы он не удержался. Он так слаб… слабее даже, чем его воля – и это хорошо. Это лучшее из того, что с ним могло случиться – кроме разве что чуда, а рассчитывать на чудеса неразумно. Никаких чудес – просто возможность в кои-то веки противостоять своему врагу. Отомстить ему… а может, и победить – кто знает? Хоть смертью своей, мразь, а я с тобой разочтусь – поглядим, что ты тогда запоешь?

Лоайре давно уже понял, что мучителю своему он зачем-то нужен живым. Непременно живым. Пусть не сразу, но понял. Сразу-то он ничего не понимал… что поделаешь, умом такого не понять. Знаний, почерпнутых из старинных трактатов, для этого никак уж не довольно. В трактатах ни о чем подобном не пишут. Лоайре всегда был книжным мальчиком, буквоглотом… страшно и помыслить, ведь он себя умником считал, а сам столького не понимал и не знал!

Например, он не знал, представления даже не имел, что можно так ненавидеть. Не знал до того предрассветного часа, когда полусумрак окликнул Лоайре голосом друга, и он сам, собственными руками, распахнул дверь. И тут же оказался не то что связан – спеленут по рукам и ногам омерзительными заклятьями. С тех пор проклятый маг применял их к пленнику не раз и не два, но Лоайре так и не смог привыкнуть к их прикосновению. Эта мерзость была настолько противоестественной, что оставляла на теле вздувшиеся рубцы. Раны, оставленные веревками, ремнями или кандалами Лоайре убрал бы за считанные часы, но эти рубцы поддавались его воле с неимоверным трудом. И все же Лоайре подвергал себя самоисцелению с прежним упрямством, раз за разом заставляя рубцы опадать и рассасываться: оставить их значило окончательно сдаться, а Лоайре скорее умер бы, чем сдался.